Почему новый Театр выглядит именно так, обсуждался ли проект с общественностью и чем ценна архитектура ХХ века – в интервью для Styler
Вот уже несколько дней не утихают обсуждения нового здания Театра на Подоле, строительство которого продолжается на Андреевском спуске в Киеве. Общественность была в прямом смысле шокирована тем, как выглядит новый театр: в Facebook наперебой высказывают мнения о том, что театр похож то на коробку, то на куб, ангар или энергоблок.
Пожалуй, больше всего жалоб связаны с тем, что новый театр совершенно не вписывается в историческую улицу, а само здание как будто нависает над остальными домами и полностью закрывает вид на старые двухэтажные дома ХІХ века, имеющие уникальную историческую ценность. К тому же, люди узнали о том, каким будет здание не во время его обсуждений, а только уже после того, как с театра сняли защитное покрытие. Это вызвало дополнительное возмущение.
Примечательно, что одними из первых в защиту нового Театра и его архитектора харьковчанина Олега Дроздова стали высказываться его коллеги по цеху. К примеру, архитектор Игорь Паламарчук сказал: “Я считаю автора проекта пострадавшим, а не виновником. Нужно понимать, что он получил уже построенный объем. Место, размер здания и отсутствие парковок – изменить все это было уже невозможно. Проект предыдущих авторов – совершенно пошлая, отвратительная архитектура, которой и так достаточно в Киеве". Архитектор Евгений Асс считает, что Театр на Подоле – это "исключительно корректный и элегантный проект, возможно, это лучшее решение для данной программы на этом месте”.
На официальном сайте архитектурного бюро "Дроздов и партнеры", которые разработали проект нового Театра на Подоле, опубликована информация о том, каким будет здание: “Существенно поменялся функциональный характер здания, превращая театр из "дворца" в "место для всех". Проект предполагает изменение почти всей планировочной структуры и большей части отметок, в результате чего значительно упростилась взаимодействие между самим пространством театра, посетителями и городом. Неизменным остался только объем колосника и сцены. Новый фасад из старого, повторно используемого кирпича возвращает потерянную парцелляцию и объем в масштабе улицы".
Styler пообщался с архитектором Олегом Дроздовым, чтобы выяснить, почему новый театр выглядит именно так, обсуждался ли проект до строительства театра и о том, почему “поддельные” дома “под старину” сегодня не вызывают у людей такой бурной реакции, как современное здание.
Олег, какова была ваша реакция на то, что спроектированное вами и вашей командой здание вызвало такую сильную бурю недовольства в обществе?
У меня эмоции быстро сходят. Но, тем не менее, я все время разбираюсь в причинах такой реакции людей. А причин множество. Начну с того, что непосредственно имеет отношение ко мне. Наше бюро и клиент давали общественности действительно мало информации о строящемся здании. Вторая проблема, с которой мы столкнулись, это информационная война. Провели очень профессиональную манипуляцию. И не удивительно, что информация о театре начала быстро распространяться за день до открытия. У меня есть предположение, что это часть определенного заказа. И нет сомнений, что повлияло на ситуацию отношение мецената к весомым в стране политическим силам. В-третьих, сейчас в обществе наблюдается большая глубина разочарования по разным вопросам. У людей накопился негативный накал, и появился повод его выплеснуть.
Из положительного, которое принесло это цунами – интерес к дисциплине, интерес к профессии архитектора как таковой. Это породило дискуссию, а дискуссия обычно порождает разные мнения, и это позитивный процесс.
Часто говорят, что проект не был согласован с общественностью. Тем более, что люди совершенно не предполагали увидеть после снятия защитного покрытия здание именно в таком виде.
Проект проходил градсовет. Во-первых, геометрические и физические формы здания уже были зафиксированы. В правилах игры которые мы взяли для себя, это соблюдение технико-экономических показателей. Были небольшие правки: что-то убрали, что-то задвинули. С одной стороны стало на метр меньше, где-то на полметра больше. Но все было выдержано в рамках тех параметров, которые были заданы изначально. Второй момент связан с гласностью. Город попросил вынести проект здания на совещание, где были высказаны разные мнения. Были такие, как звучат сегодня, были и положительные. Но это не было на уровне “принять или отклонить”.
Также была консультация по корректировке проекта. Но в любом случае все технические параметры были согласованы с теми органами, которые выдавали необходимые разрешения. Мы предусмотрели технические решения для маломобильных групп населения, чтобы они могли свободно передвигаться в театре, в том числе имели бы доступ к партеру. Но мы здесь не совершили какой-то подвиг. Ведь это не преимущество, а уже профессиональная норма.
То есть обсуждения были на уровне чиновников, а не общественности?
Нет, было то что было. Поскольку это уже согласованный проект, речь шла вокруг смысловых элементов, вокруг "кожи". Для любого общества важно обсуждать то или иное здание, и мы со своей стороны готовы продолжить общественную дискуссию. Готовы проводить серии круглых столов и обсуждать проект.
Также активисты говорят, что это здание - "совершенно не для Андреевского спуска, которое хорошо смотрелось бы в другом месте". Что вы думаете об этом?
Вообще-то весь наш проект был как раз про Андреевский спуск. Для нас изначально было важным то наследие, которое имеет улица. Ввиду географии Андреевского, в нашем здании есть ритмическая ступень, которая спускается как бы по спирали.
Входной портал театра выполнен из старинного, того самого киевского кирпича, который уже использовался в строительстве. Также мы выбрали материал, обеспечивающий красивое "старение": поверхность сейчас будто глянцевая, но со временем окисляется. Это будет видно уже к весне, а через год-два поверхность приобретет зеленый оттенок, как будто старые памятники.
А как насчет мнения, что здание полностью перекрывает своим видом улицу?
Если вы посмотрите на здание, которое было там раньше, то увидите, что наш проект повторяет его форму. У нас просто не было возможности сделать по-другому. Высота здания такая, которая позволила бы поднимать над сценой декорации. А их во время спектакля меняют порой по несколько раз.
Почему была избрана именно кубическая форма здания?
Куб – это простая геометрия, которая ничем не представляется, а просто "обнимает" пространство вокруг. Кубический дом – это результат того, что нам показало само место.
Говорят, что скандал спровоцировали именно первые фотографии здания, сделанные с одного и того же ракурса вскоре после частичного снятия с него защитного покрытия...
Для такой фотографии был выбран момент, когда свет еще не падает, и все здание как будто сливается в одно, хотя там есть переходы. Кирпичная часть дома закрыта и, кажется, что ее нет вовсе. Это ракурс, которого больше нет. Сейчас с этого ракурса здание смотрится уже иначе. Кроме того, все было снято длиннофокусной оптикой. Фотографию всегда можно сделать разной. Такие фото уже сыграли свою роль. Ведь фотография – это тоже искусство, и в данном случае - манипулятивное искусство.
Печально то, что открытие здания театра стало своего рода "лакмусовой бумажкой" и иллюстрацией того, какие настроения витают в обществе. Это также и отдельная Facebook-реальность. Многие люди по манипуляционным фотографиям делают окончательные выводы, не увидев театр вживую. Я видел, как многие приходили и свое мнение в итоге меняли, но все равно это происходит с трудом. Это констатация факта о том, что мы до сих пор не переживаем за то, что легендарный театр наконец получит свои помещение. Что актеры теперь будут гримироваться не в коридорах, а в нормальных условиях.
О чем вам говорит такая реакция общественности?
Несколько моментов меня очень расстроили. Например, что таких горожан, которые бы ждали театр – очень мало. Театр - это ведь место для всех, место событий, место культурной городской жизни. Точно так же, как церковь. Это святыня, часть нашей идентичности. Представьте себе, что на этом месте была бы недостроенная церковь, в которую вложили средства налогоплательщиков. А паства вся при этом понимает, что нет места для мессы, и из года в год ищет для служений другое место. И вот в этом дискурсе театра нет вообще. Нет понимания необходимости этого института, нет голода по театральным событиям, фестивалям и всему тому, что формирует жизнь горожанина, жизнь современного человека.
Театр на Подоле - это не только помещение. Это еще и институция, коллектив. И вот это в общественном диалоге отсутствует вообще. А если говорить про архитектуру театра, то это здание, которое возвышается, и это нормально. Во всех городах мира они возвышаются, словно колокольни церквей. Есть театры, стоящие в ряду улицы. В этом я не вижу даже малейших проблем.
Но вернемся к восприятию архитектуры. У нас – какое-то свое, особенное восприятие: это образный ряд, базирующийся на странной квинтэссенции ХІХ века, на странной форме. Интересно, что очень многие преступления против города совершаются в оболочке “псевдостарины”. Для многих главное оболочка, и тогда не важна ни этажность, ничего. Мы живем не тем, какими мы есть на самом деле, а тем как мы выглядим. Несоответствие формы и содержания в последнее время видно во всем. И это даже стало нормой. Например, в политике, когда официальные заявления не имеют никакого отношения к реальности. Сейчас в обществе очень важно, чтобы человек притворялся. И когда человек ведет себя откровенно, а мы в этом проекте хотели быть честными и показать то, что есть на самом деле - это вызывает вот такую неприязнь.
Чем мы в своем восприятии архитектуры отличаемся от других стран?
Наша общая культура горожан сильно отличается от других обществ, живущих в мире в наше время. Мы в современности как бы и не живем. Кроме того, что ездим на современных автомобилях, пользуемся IT-технологиями. Когда-то мне в руки попал сборник иностранного журнала, посвященный архитектуре постсоветских страна. Открываешь Украину и видишь, что она современной архитектурой ничем не отличается от Узбекистана, от Киргизстана.
Когда в мире создается что-то новое, то у нас продолжают говорить языком прошлого. И ты понимаешь, что это вошло в культуру очень и очень глубоко. Мы имеем практически заново отстроенный псевдо Подол. Уже до 50% недвижимости там, да еще Воздвиженка - новодел, который притворяется кем-то. Но такие здания не вызвали абсолютно никакого резонанса. Мы слышим только одинокие голоса протеста. Я в Facebook подписан на группы киевских сообществ. И там было буквально пару слов про наскоро выстроенный дом на Валах, где только мансарда занимает девять этажей. Это почему-то не является для людей проблемой. Такое восприятие – это уже проблема другого масштаба, чем театр.
Вообще, наверно, здорово, что все-таки с театром такое произошло. Может для многих изданий это повод, чтобы появился раздел “Культура”, чтобы начали писать об архитектуре и обсуждать ее. У нас в стране нет профессионального издания, нет даже одного или двух профессиональных сайтов критиков архитектуры. Ведь настоящий горожанин воспринимает город как свой ресурс как свою среду. Как акционер, пусть с небольшими процентами, но с правом голоса. И он понимает, что для него несет каждое событие в городе, что каждый из нас – это часть города как корпорации. А сегодняшняя архитектура – это меньше всего про форму. Она - про процессы, которые она стимулирует или, наоборот, закрывает.
Ведь мир уже другой. Это история уже даже не про двадцатый, а про двадцать первый век. Что касается предметного дизайна, он еще легко людьми воспринимается. Если индустрия потребления донесла ценность этих вещей, то архитектура все еще выглядит для многих как громоздкая структура, которая не вошла в жизнь людей.
Чем ценна архитектура, которую у нас создавали в ХХ веке?
В нашей истории были моменты революционного романтизма, который за счет социального накала выдал совершенно невероятные новые формы. Это была встреча лицом к лицу с современностью, новая философия футуризма будущего, философия завтрашнего дня, которая дала невероятные плоды. Они как утопия имели немного формальное значение. Часть находится в Киеве. Это частично дворцы культуры, отчасти дома на Печерске, которые строили для советской элиты.
Могу сказать, что Киев очень ценен, в том числе, наследием периода 70-х и начала 80-х. Тогда была целая плеяда людей, создавших уникальную архитектуру. Это были люди фантастического дара, которые при всех сложностях того времени совершали невероятные поступки. Это без преувеличения архитектура мирового уровня. О ней должны издаваться книги, писаться диссертации, эти дома должны охранять.
С одной стороны, сегодня на арену выходит совершенно прекрасное поколение, которое более открытое, более интегрированное, которое читает на разных языках. Они в основном получают самообразование. Но важно, чтобы кто-то еще что-то им давал знания, кем-то уже отрефлексированное содержание. Ведь образование – это, наверно, главная конструкция, которая может привести нас в будущее.
Что нужно, чтобы современная архитектура в здоровом понимании этого значения в Украине начала развиваться?
Чтобы появилось такое понятие, как украинская современная архитектура, для этого должен быть карт-бланш от общественности на то, чтобы она существовала. Должен быть внятный социальный заказ на современность, а не имитацию прошлого. Если запроса от людей на современную архитектуру нет, то примеров современной архитектуры будет мало.