"Только мысли, только драйв, хардкор и удовольствие от текста". Известный литературный критик приходит на помощь читателям, растерявшимся в книжном
В свое время известная просветительница ХХ века Христина Алчевская издавала специальные пособия, в которых праздному обывателю советовали, что бы такого интересного ему почитать. Говорят, даже Лев Толстой помогал ей в этом начинании. Позднее эта традиция себя изжила, книги стали издаваться на любой вкус и громадными тиражами, так что выбирать было из чего.
В нынешнее время скудного, в общем-то, жанрово-стилистического ассортимента и отсутствия массово-тиражных излишеств на рынке украинской литературы в самый раз обратиться к подобной практике и посоветовать читателю, на что ему потратить свое свободное время. Может, не стоит привычно выбирать старых авторов и попробовать обратить внимание на молодых и не менее талантливых? Тем более, что почитать предлагается только самое интересное, стоящее и не особо обременяющее количеством страниц.
Леонід Кононович. "Чигиринський сотник". – Х.: Фабула, 2016
Новый роман известного автора – своеобразный дебют в жанрово-стилистическом смысле, ведь до недавнего времени Леонид Кононович был известен лишь своими боевиками с "национальной" подкладкой и остросоциальной прозой. "Чигиринский сотник" - это абсолютно иное чтиво корифея криминального жанра в украинской литературе. По сути – боевое казацкое фэнтези, классический рыцарский роман, а также несомненный травелог в духе "Властелина колец" Толкиена.
Ведьмы верхом на свиньях, оборотни, русалки и драконы, преследующие юного героя романа, ищущео Ключ Трояна, которым в языческой мифологии Бог открывал Украину, и который приходит в наш мир тогда, когда над ним нависает опасность. По большому счету, любая архаика тех древнейших времен – и ведьмы, и лешие, и Баба Яга, и Змей Горыныч – воспринимаются как "фантастическая" лишь в контексте христианского мировоззрения.
В то время как языческая история нашего края богата еще и не такими чудесами, с которыми люди сталкивались в те далекие "мифологические" времена. А именно тогда, как отмечает автор романа, "як молилися наші щурі та пращурі Батькові Трояну й Матері Божій, Пречистій Ладі, то помагали їм у бою і земні сили, й небесні… і коли запорожці через підступи ворожі почали вже й на силі занепадати, а пани зі шляхтою почули теє та й розгулялися, мов тії свині в городі".
Іда Ворс. "Записки про нашого хлопчика". - Нора-Друк, 2015
Задумав путешествие в наше недалекое прошлое - в котором, говорят, ни секса, ни чего-либо другого, недозволенного не было - начинать стоит с "Записок про нашого хлопчика". Ведь речь в этом сборнике коротеньких рассказов – "Наш Мальчик и тараканы", "Наш мальчик и море", "Наш мальчик и бабы" - не о жизни, и не о творчестве, а обо всем этом в квадрате. То есть о советских хиппи и соответственно - о сознательной стилизации жизни и творчества, которая продолжалось, кроме того, не очень долго.
По крайней мере, из предисловия к сборнику можно узнать, сколько именно: "Якщо не рахувати дисидентів, вони були першими вільними людьми в тій невільній країні за п’ять хвилин до її скону".
Что же до исторической правды, то ждать, "коли помре твоя краса", иногда приходилось еще меньше. И хотя "вони могли ходити на роботу вряди-годи, мати родину, мешкати в стандартній квартирі, а все одно бути ідейними "піплами": цінували свободу, сповідували пофігізм і були готові в будь-яку мить вирушити назустріч пригодам без копійки в кишені", но аналогия с диссидентами все равно не отпускает.
Интересно, на какую чашу весов поместить теперь "врагов народа", у которых не было ни пофигизма хиппи, ни тюремной библиотеки с лагерным футболом, как у диссидентов? Причем в книжке Иды Ворс это даже не украинские хиппи, как, скажем, у Илька Лемко в "Снах у Святому Саду", а просто советские. Точнее, один из них, "наш мальчик".
Марія Козиренко. "Бюро загублених думок". – Луцьк : Твердиня, 2009
Знакомясь с книгой короткой прозы "Бюро загублених думок" Марии Козыренко, не перестаешь удивляться изощренности затеи, инспирированной где-то там, на небесных грядках творческого Эдема. Ведь так сегодня могли бы писать Антуан де Сент-Экзюпери, Джанни Родари и взбалмошная героиня фильма "Амели".
На самом деле, изящные новеллы харьковской поэтессы и художницы – родом из нашего "всемирного" детства. Только когда-то в нем жили «дети цветов», а теперь пришла пора "детей индиго".
"Отак усі, хто втратив батьківщину, рано чи пізно приходять протерти рукавами своїх лляних сорочок моє люстро, щоб подивитися, чи є куди йти далі", – пишет автор о душах, затерянных в райских кущах идентификации.
Таким образом, "Бюро загублених думок" – вполне интеллектуальная проза, на удивление свежая и одновременно ретроспективная в плане литературных аллюзий. Налицо этакий фантасмагорический калейдоскоп, в котором Архимед наблюдает за танго Фрейда с дамой в ресторане греческой кухни, Киплинг в пробковом шлеме вальсирует в глухих джунглях под вой бандерлогов, Хичкок со Стивеном Кингом играют на пустыре в салки, а Рей Брэдбери под аккомпанемент иерихонских труб собирает в саду поздние яблоки.
Марія Зоря. "Гра з вогнем: Диявол не бреше". - Л.: Кальварія, 2015
Напрямую имена корифеев современной украинской литературы в этом романе не называются. Кроме того, сама автор предостерегают, что любые совпадения имен собственных ошибочны, а все события - никакая не "Коронация слова", творческий конкурс "Смолоскипа" или журнала "Дніпро", поскольку вообще никогда и нигде не происходили. Но дело в том, что образ современного чиновника в несуществующей "офисной прозе", конкурс на которую затевали у нас несколько лет назад, все-таки не отличается от образа "положительного Сатаны" у Марии Зари.
Различны лишь последствия, которые в ее книге имеют вид конкурса "Ночь с Вельзевулом" и "видання роману-переможця усіма мовами світу, включаючи латину та мову майя". А вот это уже то, благодаря чему наша проза может стать вполне читабельной. Словно "Гра з вогнем", в которой "письменники зробилися впізнаваними, як зірки серіалів чи навіть політики, телепередачі, в яких вони коментують свою участь або неучасть у конкурсі "Ніч з Вельзевулом", здіймають рейтинги каналів вище рівня міжнародних футбольних матчів", и даже в доме престарелых, где постояльцы "шкандибали "на телевізор", щоб не пропустити телеміст Остапа-Ореста Хуховича з Гафією Задунайко". При этом имеются в виду, конечно же, Юрий Андрухович и Оксана Забужко.
Світлана Горбань, Наталя Лапіна. "Роман з містом". – Х.: Клуб Сімейного Дозвілля, 2015
В этом романе юный студент-музыкант Матвей Свидзинский – не потомок погибшего в огне поэта, но сгорать со стыда в ему придется не раз – приезжает во Львов, а уже здесь его родственников – словно мух в трактире "Под чашей" у Гашека. Впрочем, авторы твердо решили воспитать не только своего героя, но также всех возможных читателей этого пасторального текста, и поэтому в романе на каждом шагу спотыкаешься о различного рода примечания.
Постепенно эта ненавязчивая наука затягивает в глубокие дебри сюжета, в котором появляются длинные отступления в экзотическую семейную историю. Например, представьте, что в городе на Западной Украине, в который вы попали впервые, обитает ваша большая семья, из которой центрифуга истории выбросила вас на восточную окраину, а жизнь покатила себе дальше.
Прошлая жизнь, настоящяя, с теми самыми тротуарами, по которым гуляют те самые барышни, которые пьют без вас тот же самый кофе, закусывая теми же самыми – нет, еще лучше! - пирожными. И за то, что вот так прекрасно, а не в шахте, они живут, на другом полюсе нашей страны восточные родственники считают их врагами народа. А те, как назло, еще и скачут под Шопена и поют:
"Бо де ж іще людям так добре, як тут? Тільки у Львові!
Де співом голублять і будять зі сну? / Тільки у Львові!"
Ярослав Мельник. "Маша, або Постфашизм". – Л.: Видавництво Старого Лева
Помнится, у Михаила Елизарова была книжка о том, что фашизм все-таки прошел, и в данном случае перед нами очередная констатация этого факта в форме интеллектуального триллера и заодно антиутопии. В целом, "Маша, або Постфашизм" Ярослава Мельника - альтернативная история, но больше "телевизионного" образца.
Нет, мир будущего, в котором живут люди и нелюди в виде "сторов", почерпнут, конечно же, из фантастической литературы, там где "морлоки" и прочая ненаучная фантастика из "Машины времени" Герберта Уэллса. Но актуализируется он, так сказать, только в кинематографической картинке "Голодных игр".
Итак, представьте себе, четвертое тысячелетие, третью зону Четвертого сектора Евразийского штата Рейха. Журналист газеты с соответствующим названием "Голос Рейха" - это представитель одной расы, а прекрасное животное – дитя совсем другого мира не вполне человеческого образца.
"З порога будинку я спостерігав за самками, - вспоминает герой-семьянин начало своего конца. - З’ясувавши щось між собою, вони розійшлись у різні боки. Молодша, більш струнка, з великими гарними грудьми, присіла біля паркану і рясно мочилася. Молодшу звали Машею, ми купили її минулої осені в одного Ельзиного родича".
И животная страсть, захлестнувшая героя, смывает прочь и Эльзу, и всех родственников и даже все общество, которое теперь охотится не на предмет его любви, а на него самого.
Антін Мухарський. "Сказкі руssкаго міра". – К.: Люта справа, 2016
По мнению автора "сказок", это самая отчаянная и хулиганская книжка из его литературного наследия. По сути, былинный эпос современности, фольклорный свод политических анекдотов, чей сказовый слог по определению предполагает популярность в политизированных кругах.
Автор привычно развенчивает имперские мифы и культурологические клише "русского мира", демотивирует штампы путинской империи и иронизирует по поводу ее бытовой демонологии. Признаваясь при этом, что за время жизни в совке он стал носителем вируса "хомо советикус", и поэтому весь его проект - это история болезни и поисков исцеления от тотальной русификации. Как, например, в истории о распределительном пункте Группы советских войск в Германии, куда из телячьих вагонов с полками в три ряда и дыркой-туалетом в полу вываливается цунами новобранцев.
Это не про Путина, конечно, который здесь служил, но все равно узнаваемо, как в любимом смешном кино. Ну, или не очень смешном, вроде "Поцелуя не для прессы", потому что из любимых тут только "ДМБ" подходит. А если уж брать для сравнительного анализа литературные образчики жанра, то здесь, конечно же, сразу Лесь Подервянский на ум приходит. "Тремти, Європо, Тремти, світе! Орда іде! Люта, безжалісна татаро-монгольска орда. А хулі… Діди воєвалі!".
Ну, и "Штабная сука" Валерия Примоста, естественно, тоже.
Юмор и сатиру автора при этом дополняют жесткие по своей образности иллюстрации Ивана Семенюка в стиле народного лубка и революционной агитки.
Богдан Логвиненко. Saint Porno. - Х.: Клуб СімейногоДозвілля, 2016
Эта книга - исповедь девушки, путешествующей теми же дорогами, что и автор романа, но с иной целью. У него – познание мира, у нее – откровенный секс-туризм. Кстати, за знакомое название уже ухватились доброжелатели с обложки. Жизнь у героини вообще – одно долгое путешествие из детства, где папа подсадил на Queen и Стиви Уандера, в отрочество с "Домом-2" и скандалом вокруг Елены Берковой, и далее – в юность с ее секс-приключениями.
Каково это – жизнь ради секса и секс ради жизни, то есть, пускай не всегда комфортной, если учесть опасности автостопа, но все-таки - коммуникации? Сайты знакомств, любовь на пять минут, экстрим с клиентом в кинотеатре и автомобиле, сотни фотосессий, любовник в Киеве и Москве – вот только часть щекочущих нервы сюжетов, которые случаются на пути к успеху. Также весьма реалистично здесь рассказывается о мире порно-видео.
"Порно — це справді важка й ударна праця, це можна прирівняти з динамічною роботою офіціантки, коли ти наче й танцюєш навколо столів по вісім годин, потім спокійно виходиш і йдеш гуляти".
Хотя поначалу казалось, что все это не ради спортивного интереса, а исключительно как средство передвижения по жизни.
"Просто чоловіки - це були мої подорожі і мої відкриття", - откровенничает героиня, и у нас нет ни малейшего повода не верить этой святой простоте. Тем более, если сама героиня признается, что "значно краще знає, що робити з чужим членом, ніж зі своїм гаманцем".
Марк Лівін. "Бабине літо". – Х.: Віват, 2016
Предисловие к этой книге написала известная детская писательница, послесловие – бывшая звезда подростковой литературы. Оба, безусловно, уже "взрослые" авторы, но в своих "разъяснительных" текстах пытаются вспомнить, как это бывает, когда аудитория – твои родные, друзья, знакомые. И как с этим жить дальше, если речь о детской исповеди.
"Саме таких відповідей - не глобальних, а дуже ситуативних - ми часто потребуємо", - отмечает Екатерина Бабкина, которых, уточняет Любко Дереш, "у наших батьків просто не знайшлося".
Так вот, что касается ответов. Возможно, вышеупомянутый автор послесловия прав, и создатель "Бабьего лета" принадлежит к некоему новому "непринужденному" поколению, которое "практично не розуміє почуття провини, котрим жило покоління їхніх батьків". Но до недавнего времени с детьми в литературе было не лучше.
Героя этой книги зовут Ждан, "мама з татом не ладнали одне з одним", поэтому ребенка отправили к бабушке с дедушкой, и вот уже он оказался один на один с самим собой в старом как мир Эдеме.
"Ви навіть уявити собі не можете, чим він був для мене в перші кілька днів життя на Зеленій!" - восклицает герой "Бабиного літа".
В принципе, представить можно попробовать. Любое поколение детей обязательно должно это делать, и, заметим, обычно именно этим оно и занимается.
Софія Андрухович, Марьяна Прохасько. "Сузір’я Курки". – Л.: Видавництво Старого Лева, 2016
В этой замечательной книжке, написанной вроде бы для детей, но вполне "взрослыми" авторами, живут, соответственно, две маленькие подружки Орыся с Марией, а также остальной окружающий мир. Который время от времени пересекается с космосом героев. И в котором папа – лесник, а мама – "зануда, бо їй наше дике життя не підходить".
Кстати, образ папы вполне соответствует творческому стилю первого из авторов, Марьяне Прохасько, у которой отец по специальности - ботаник, и всегда любил и писал о лесе.Что же до мамы, то второй автор здесь - София Андрухович, и все вышеупомянутое о ее маме-героине, видимо, плод творческих фантазий.
Кроме того, в "Сузір’ї Курки", посвященной "нашим бабкам, бабцям і бабусям", хватает не менее интересных старых людей. Например, Зелинский и Кулинский, которые словно Иван Иванович и Иван Никифорович, поссорившиеся, как известно, у Гоголя, но разговоры у этих местных стариканов вполне интернациональные.
"Поясницю скрутило!" - чуть не плачет Зелинский в книжке Прохасько и Андрухович.
"І давлєня", - отзывается бабушка у подъезда из романа Пала Вольвача.
О чем это свидетельствует, кроме того, что саму книгу можно рекомендовать любой возрастной категории читателей? Видимо, о том, что никогда не стоит забывать о своих ближних, старых и немощных, потому что иногда они могут пригодиться даже "взрослым" и "прославленным". Например, в деле написания книги о себе любимом, как в данном, успешном случае.